О заседании юридической комиссии Сейма Латвии. Часть I
Yelena Kornetova
This post has not been translated into English yet. If you know Russian or Latvian language, you can help our organization by translating this text into English and emailing it to us at [email protected]. We will be very grateful for it.
Во вторник, 4 марта 2014 г. активисты Родительского Общественного Движения «Дзимта» побывали на заседании юридической комиссии Сейма ЛР (далее в тексте — Комиссия), где рассматривался вопрос о коррекции очередных поправок в законе о сиротских судах перед окончательным их принятием в третьем чтении.
С текстом поправок читатель может ознакомиться отдельно, ибо цель этой статьи — поделиться впечатлениями о самом заседании, изложив некоторые из принятых Комиссией решений. Скажу лишь в общих чертах, что поправки ещё больше расширяют полномочия социальных чиновников, при этом нисколько не усиливая мер по обеспечению их профессионализма и ответственности, не создавая никаких механизмов помощи семьям, попавшим в тяжёлые жизненные обстоятельства, даже нисколько не заботясь о семье как таковой. Свои доводы против поправок обстоятельно и аргументированно изложила Криста Милберга — адвокат из г. Валмиеры. И в целом, с этими доводами мы согласны, за исключением, конечно, нацистских выпадов в начале письма, которые можно оправдать бурным кипением информационного пространства в связи с событиями на Украине.
«Семья — ничто, интересы ребёнка — всё», — таков, как выяснилось на заседании Комиссии, главный лозунг инициаторов поправок. И эти поправки были приняты депутатами нашего славного сейма аж в двух чтениях, причём единогласно. Какое удивительное единодушие!
Итак, возвращаясь к проходившему заседанию, впечатление у нас создалось двоякое. Как говорится, есть две новости: относительно хорошая и очень плохая — и начну я с относительно хорошей. Она заключается в том, что Комиссия одобрила целых два изменения в той самой пресловутой 23-й статье закона о сиротских судах, которая будоражит умы и чувства многих родителей Латвии. Это статья о праве единоличного принятия решения об изъятии ребёнка из семьи.
Во-первых, благодаря инициативе депутата Инги Бите, которая наряду с русофобскими взглядами, всё же не раз доказывала своё упорство и последовательность в продвижении политики защиты семьи, теперь, чтобы не сообщать родителям о месте, где содержится ребёнок, дополнительно требуется соответствующий акт от полиции. Сейчас же, согласно принятым в двух чтениях дополнениям, чиновник может не только самолично прямо на месте изъять ребёнка и пустить по этапу, но и не сообщать родителям, родственникам, соседям, где он находится, если этот чиновник думает, что общение может угрожать ребёнку. Вы можете себе представить, за какие вещи единогласно проголосовали наши депутаты?
Например, в Риге, в микрорайоне Пурвциемс был случай, когда мальчик пришёл в школу с синяками, признавшись, что его побил отец. Мальчика забрали прямо с урока в школе после того, как кто-то позвонил в социальную службу посоветоваться, как быть в такой ситуации (семья хорошая, такое случилось впервые, у мальчика большие синяки по всему телу). Вся школа была в шоке от неадекватной реакции полицейских и социальных служб, незамедлительной и агрессивной, а также от их хамского поведения и вседозволенности. Не буду разбирать этот случай в подробностях — лишь в том, что касается нашей поправки. Несмотря на то, что «агрессором» считался отец, почему-то мать несколько дней не пускали навестить ребёнка, который всё время плакал и просился домой, раздражая работников кризисного центра (так в Латвии называются приюты). Объясняли это тем фактом, что она не защитила ребёнка, не вызвала полицию и, значит, была соучастницей насилия. Хотя полицию она не вызвала как раз потому, что та сразу забрала бы сына. И кто знает, если бы не жёсткая позиция директора школы, которая, отложив все дела, бросилась защищать эту семью, стала ходить по инстанциям, говорить, писать, требовать справедливого рассмотрения дела (выяснилось, что отец наказал сына за воровство; возможно, превысил меру наказания, но это вполне улаживается беседой с психологом или наказанием отца; в конце концов, люди имеют право хотя бы на разбирательство, чтобы хоть что-то сказать в своё оправдание!) — если бы им не повезло с директором, возможно, ребёнка так до сих пор и передавали бы из одного приюта в другой, даже не сообщая родителям о его местонахождении.
Вот что на практике означает такая поправка. Безусловно, добавление Инги Бите способно хоть немного остудить пыл особо ревностных «защитников интересов ребёнка», потому что теперь чиновникам придётся обосновать такое ограничение прав человека, задействуя полицию. С другой стороны, наблюдая столь нездоровое рвение со стороны некоторых полицейских, приходится не доверять и им. Именно поэтому данную новость я окрестила относительно хорошей. Хороша эта статья была бы только в одном случае — в случае полного её отсутствия (тем более, что ограничения в общении и так предусмотрены другими законами).
Во-вторых, нынешняя формулировка 23-й статьи предполагает, что для того, чтобы чиновник мог принять единоличное решение об изъятии, достаточно не только обнаружения им обстоятельств, опасных для жизни и здровья ребёнка, но и обнаружения им «угрозы полноценному развитию ребёнка». При этом до сих пор никто не смог точно сказать, что именно способно до такой степени угрожать полноценному развитию ребёнка, что это не может подождать коллегиального заседания, а требует срочного единоличного изъятия без суда и следствия и помещения ребёнка туда, где ему ничего «не угрожает» (не говоря уже о том, что сама семья лишена права решать, каким должно быть полноценное развитие ребёнка). Так вот, второе завоевание — это исключение фразы о полноценном развитии. После неубедительных выступлений некоторых депутатов о её необходимости, Комиссия всё же утвердила новую редакцию. Хотя, по нашему мнению, такие компромиссы тоже недопустимы. Ведь всё равно формулировка статьи 23 части 1 осталась достаточно размытой: «...если дальнейшее нахождение ребёнка в семье может угрожать его здоровью или жизни, то председатель сиротского суда, заместитель председателя или член сиротского суда имеет право принять единоличное решение о прерывании права опеки».
Для справки: термины «прерывание прав по уходу за ребёнком» и «прерывание права опеки» означают изъятие ребёнка из семьи. А термин «лишение права опеки» заменяет бывшее когда-то в употреблении «лишение родительских прав». Теперь родительских прав не лишают, т. к. их собственно и нет. Вместо этого, родители обладают правом опеки над своими детьми (см. изменения семейного кодекса и всех смежных законов от 2003 г.).
Таково вкратце относительно хорошее впечатление от заседания Комисси 4 марта. О сугубо отрицательном и поразившем нас до глубины души я расскажу в следующей статье.